Семья и школа 7-1997
Любовь Табунова
«Вот сейчас мама Сашеньку оденет, сейчас возьмет на ручки»,
— такое обращение к ребенку можно услышать почти в каждой
семье, где есть малыш. Это как бы некая традиция, согласно
которой принято обращаться к ребенку в третьем лице. И сам
малыш говорит о себе так же: «Дай Маше чаю», «Катя хочет яичко»,
«Возьми Наденьку на ручки».
Считается, что такая форма обращения самая подходящая, потому
что осознание себя как личности, человека, который может сам
что-то хотеть, происходит у ребенка только к концу третьего
года жизни. В этом возрасте ребенок впервые понимает, что
это именно он, а не какой-то там Вася, совершает то или иное
действие, и выражается это в том, что он начинает говорить
о себе в первом лице: «Я бегаю», «Дай мне». Это возраст, когда
ребенок говорит о себе «Я», «Я сам!» и усиленно отстаивает
свою самостоятельность и независимость. Этот возраст называют
«первым трудным возрастом», потому что в это время появляется
упрямство, чрезмерное отставание собственных позиций, непослушание,
капризы. Вероятно, у ребенка в это время происходит некая
ломка самосознания, в результате которой он понимает, что
«ребенок Вася — это я».
И вот возникает вопрос, а не под влиянием ли взрослых ребенок
в первые годы своей жизни говорит о себе как бы со стороны?
Ведь это они, взрослые, называли его по имени, причем именно
когда говорили о его желании и действиях: «Дать Кате яблоко?»,
«Катя пойдет гулять», и, что еще важнее, подавали ему пример,
говоря так о самих себе (ведь известно, что ребенок учится
говорить, слушая, как говорят взрослые): «Сейчас мамочка оденется
и покормит Петю», «Маме надо работать». И вот уже сам ребенок
говорит смешные «детские» фразы: «Кате надо погулять», «Кате
надо дать яблоко». (Слово «надо» в детской речи присутствует
очень часто, потому что так, как правило, говорят родители
о самих себе.)
Однако дети слышат, что взрослые между собой говорят иначе,
чем с ними, и постепенно переходят на «взрослый» язык. Неизвестно
только, проходит ли эта ломка без последствий.
А что если взрослые совсем откажутся от умилительных обращений
к ребенку по имени и станут говорить с детьми нормально? В
одной семье именно так и было принято: к детям, даже самым
маленьким, обращались как ко всем остальным членам семьи.
Ребенку никогда не говорили: «Мама Сашу оденет», а обращались
так: «Сейчас я тебя переодену, тогда ты будешь играть» и т.
д. И в результате ни один из шести детей трех поколений этой
семьи никогда не называл себя по имени, нарушая общеизвестный
закон: ребенок сначала говорит о себе в третьем лице, и лишь
потом, с развитием самосознания, говорит о себе «я». В этой
семье (и в других подобных семьях) не было признаков так называемого
«кризиса трех лет») отмеченного упрямством, негативизмом,
демонстративным, подчеркнутым употреблением слова «я» («Нет,
это я сделаю!», «Я сам приду!»). Хотя в остальном детей здесь
растили вполне традиционно: не особенно поощряли их самостоятельность,
всячески опекали) во многом ограничивали. Не было только обращения
к ним в третьем лице...
Видимо, в результате этого становление самосознания у ребенка
происходит раньше (ведь он уже с самого начала говорит о себе
как о личности, называя себя «я»). Надо сказать, что в норме
ребенок должен начать себя называть «я» не позже трех лет,
в противном случае можно предположить умственную отсталость
(кстати, психически больные взрослые называют себя по имени:
«Петя хочет гулять», «Миша хочет яблоко» и т. п.).
Норма есть норма, и, конечно, совсем не обязательно любое
раннее развитие говорит о том, что ребенок — вундеркинд в
том или ином смысле. Однако в упомянутой мною семье все дети
выросли очень независимыми, общительными, уверенными в себе
людьми, не боящимися жизни. У них было глубокое чувство собственного
достоинства, что очень ощущалось всеми окружающими их людьми.
Принято считать, что ребенку легче ориентироваться в том,
«кто есть кто», если он часто слышит, как мама называет себя
«мамой», папа — «папой», а его самого называют по имени, даже
когда о чем-то спрашивают («Что у Васеньки болит?», «Вася
хочет кутать?»). Но не происходит ли обратное, не создают
ли взрослые ситуацию чрезмерной психологической нагрузки)
обращаясь к ребенку и называя себя в третьем лице? Особенно
если в употреблении только такое обращение. Не обусловливает
ли это в какой-то мере и первый «трудный» возраст, который
иначе проявлялся бы в более приемлемой форме?
Мы недооцениваем наших детей, наделяя их порой способностями,
характерными для животных и совсем больных людей. И не стоит
ли если и не исключить полностью обращение к ребенку в третьем
лице, то хотя бы использовать также и другие варианты?
|